Переходя на шаг уже где-то на третьем лестничном проеме, Себастьян задается вопросом «Какого черта?!». И барабанная дробь торопливых шагов срывается вниз по пролетам, скользит по перилам, отскакивает от стен, заканчивает где-то в районе мышцы, качающей кровь. Эхо выдоха возвращается, ударяет в спину, отдышка все еще стискивает что-то в груди, будто камень, будто удавка, которая затягивается только при беге, только при спешке, когда нужно сверять, а не побил ли ты очередной личный рекорд мирового масштаба. Моран с бóльшим удовольствием бы побил кого-нибудь вполне реального, марая руки о чужое лицо, чувствую тягучую, вязкую боль в костяшках, поздоровавшись с кем-то в скулу и не рассчитав силы. С особенным таким, неподдельным смаком. Не пресное избиение младенца, которое успело приесться среди напыщенных дилетантов, которых полковник пачками косил, а настоящая драка. Чтобы потом ребра расцветали синими мутными пятнами, как полосатые тигриные шкуры.
Звук шагов – ритмичный, однообразный, как ударные в попсовых песнях. Ему остается один пролет, но соседка загораживает своим грузным телом всю лестничную площадку. Морана действительно интересует каким образом она протискивается в худые дверные щели, пользуется ли она общественным транспортом или машиной и нашелся ли хотя бы один безумец, согласный за пару минут сомнительного удовольствия искать «подход» к этой необъятной красотке.
Выдохнув и просочившись между боингом и стеной, он бредет уже совсем медленно, застывая у дверей квартиры. Все-таки он ужасно устал. Пока занят делом, где-то бегаешь, погрязнув по самые уши в работе – еще ничего, но стоит переступить порог дома, как тело начинает качать права о необходимости своевременного питания, сна и секса. Последний перекус был вчера вечером – ночной кофе из одноразового стаканчика не в счет. С отдыхом и беспорядочным сношением та же ерунда – добро пожаловать в страну целомудрия и функционирования на автопилоте.
В прихожей темно. Первый ботинок остается чуть ли не у самой двери, второй буквально в пяти шагах, рядом со скинутой прямо на пол курткой. Себ чертовски вымотан и подобные мелочи могут подождать. Он плетется по узкому коридору сразу в ванную комнату, игнорируя реальность всеми пятью органами чувств одновременно. Не иначе, как по Морану, надрывно всхлипывая, плачет Хогвартс.
От Себастьяна несет за милю терпким мускусным запахом и от этого становится мерзко даже ему самому. Майка мокрая насквозь - хоть выжимай - летит на корзину для грязного белья. Следом отправляются штаны, носки и боксеры. Встав под горячий душ, мужчина почти готов в голос застонать от облегчения и приятной неги, разлившейся по всему телу. Будто в венах сейчас текла не хорошо знакомая красная, как клюквенный мусс, кровь, а, например, глинтвейн. Подобный расклад полковнику нравится и он даже слабо ухмыляется, думая, что при таком положении дел обязан был бы стать гребаным вечным двигателем с непочатым запасом особенно искреннего добра.
Но шутки шутками, а Морана даже немного ведет вбок, когда он вываливается из ванной комнаты, тяжело навалившись на дверную ручку. Последняя почти всхлипывает, издавая надрывный жалобный скрип.

Зачем - о Иисус, Мария и Иосиф - он купил когда-то музыкальную установку?! Был пьян в дрова и обворожительная в той же степени, что и коварная, барышня-консультант всучила ему эту мерзкую громадину? Второго, увы, не дано, поэтому приходится довольствоваться жалкими оправданиями, но важнее другое – почему Моран до сих пор не выбросил дитя прогресса в окно – вот вопрос, достойный лучших умов Британии.
Здесь босс, а это значит еще минимум полчаса умопомрачительного «веселья» Себастьяну обеспечены. Диснейленд, мать его, развлекайся, дорогой, любой каприз. И на имя свое киллер откликнулся только тяжелым взглядом, в котором читалась вся боль этого мира, после чего прямой наводкой полумертвое тело направилось к источнику шума. Как ни странно, но им оказался вовсе не Джим. Рассуждать логически Моран пока еще был в состоянии, поэтому и не надеялся отобрать у Джеймса пуст – просто варварски дернул шнур, вырывая из розетки источник раздражения. Запоздало пришло чувство горького сожаления, что по такому принципу нельзя на несколько часов вырубить Мориарти.
- Если бы этим можно было застраховать себя от назойливого внимания… - лениво обронил он, попутно вспоминая где мог оставить мобильник. Единственное место, кроме, разумеется, машины, была куртка, сброшенная у входа.
Темно в прихожей – хоть глаз выколи, но хозяина квартиры это вполне устраивало. Устраивало даже после того, как споткнулся обо что-то и тихо, но смачно, попытался донести до Вселенной пару важных вещей.
- Что-то случилось? – повышая голос на пару тонов, поинтересовался Бастиан, поднимая сброшенную кожанку. Ключи, зажигалка, какой-то чек или что еще может так же мерзенько хрустеть... Запоздало понял, что просто забрался в не тот карман.
И вправду три пропущенных. Поставленный на беззвучный утром, мерзкий гаджет с потрохами выдавал нежелание Морана в ближайшие часы контактировать с дражайшим начальством. И вообще с кем-либо контактировать.
- Ты вообще в курсе, что нормальным людям действительно свойственно отдыхать? Спасть? Есть?
Возвращение в гостиную, было сродни добровольному согласию засунуть руку в корзину к гадюке – настолько ощутимо клубилось в воздухе  дурное расположение сэра па-ачтейнего начальника. Себастьян совсем буднично рухнул на диван, вытянул длинные ноги и изящно положил одну на другую.
«Ну, вперед, Брейн, поведай животному, как в очередной раз собираешься завоевать мир или что там у нас на повестке дня»

И правда что. Себастьян и устал? Бред-то какой. Никогда, окститесь, вам мерещится. Моран вечный двигатель, чьей остаточной энергии вполне хватит, чтобы распалить пару-тройку остывших светил. Солнце угаснет – Земля продолжит работать в автономном режиме одними усилиями личного пса Мориарти. И если последний, по скромным наблюдениям снайпера, вполне способен эту жалкую планету разорвать в клочья, растоптать, то Бастиану только и оставалось, что каждый раз раскачивать заново свой изношенный мирок. Едва коснуться остановившегося маятника, чтобы услышать пульс-тик на запястье нового дня.
Взгляд мельком цепляется за чужую руку на собственной ноге – личное пространство грубо нарушено – Себастьяна хватает разве что на усталый, задушенный вздох, клокочущий неприятным звериным звуком, который медленно поднимается откуда-то из растревоженной дикой и озлобленной части его натуры. «Руки прочь», - больше никак нельзя истолковать что-то подобное, если вы только не сумасшедший смертник или любитель приключений с нелепой фамилией Джонс.
Насмешник и безбожник. Бессердечный деспот. Тиран. А так же еще тысяча лестных эпитетов в адрес Джеймса – литературных и не очень – невысказанными волнами тихой ненависти исходят от сонного Морана. Ему страстно хочется придушить босса подушкой и потом так и упасть прямо на труп покойного начальства, проваливаясь в крепкий умиротворяющий сон. Если что-то подобное оставит его в тишине и покое хотя бы на часов двадцать, то полковник не против поспать в обнимку с разлагающимся консультирующим преступником.
-  Нет, почему, безмерно счастлив, - устало и неискренне произносит Себастьян, откидывая голову и прикрывая глаза. Все лучше, чем ничего. – Так в чем, собственно, причина визита?
Не то чтобы Морану совесть не позволяла прямо в лоб спросить: «Чего ты приперся, мразь бессердечная?» или этика действительно вгрызлась в кору головного мозга… Нет, скорее чувство самосохранения пока по-отечески отвешивало подзатыльник стрелку, стоило только очевидным, грубым и простым вопросам прийти на ум, а оттуда собраться перекочевать на язык. Четвертые сутки без сна? Пятые? Он даже и не считает - просто привычно щелкает затвор, шуршит под ногами галька или молчит асфальт, оружие никогда не повышает голос, не вкладывает в привычную речь новых интонаций. Вот и все. Разве что запахи города, еды из разряда "с собой", дождя или крови могут вырвать на пару минут из оцепенения и холодной, беспристрастной собранности.

Стоит ли удивляться “неприятным известиям”? Отнюдь. Весь Джеймс одно большое неприятное известие, да и где вы видели, чтобы эта пташка вообще приносила добрые вести. Мориарти и хорошие новости – слова антонимы, и Моран готов голову на отсечение дать, гарантируя правдивость сего утверждения. Поэтому босс удостаивается только одного открытого глаза, который следит за ним с толикой скепсиса. Мол, валяй. Только в жизни все выходит гораздо интереснее, чем мы обычно предполагаем.
Сейчас, вопреки шаблонному “до него не сразу дошел смысл сказанного – так оно было абсурдно”, Себастьян впилил тут же. Мориарти только брякнул эту нелепость про собственную смерть, как стрелок мгновенно протрезвел. Какой к черту сон, когда тут такие заявленьица! Он даже принимает обратно нормальное вертикальное положение, аккуратно поправляя полотенце, что вроде как задумывало уклониться от прямых обязанностей сохранения визуально чести хозяина. И плевать, что Моран относился к наготе с естественностью и простотой, присущей разве что матерым натурщикам.
- Что за.. – вроде как пытается вклиниться Башер, но его затыкают стремительным потоком в какой-то мере бессвязной болтовни. Попробуй тут влезь, ага.
- Ты дурак? – все-таки удается протиснуться между самозабвенным монологом Себастьяну, который, кажется, все-таки ошибся, когда решил, что что-то понял. Нихрена он не понял.
Джим разглагольствует на тему окружения, каких-то подводных течений, людей… О, нет, Себастьяна не волнует эта мишура – Джеймс все-равно функционирует на какой-то своей волне – его волнуют привычки. Да, мелочи, вокруг которых крутится жизнь Себастьяна Морана. Таким образом можно, в принципе, сказать что именно из этих-то привычек и состоит весь его быт, его существование, его личность. И теперь Морану внаглую и безапелляционно заявляют, что намерены изъять парочку черепах, на которых, собственно, зиждится его вселенная.
- Ты дурак, - теперь просто констатирует Моран, убирая из фразы все вопросительные интонации. – Какое к черту “умру”, Джим?
Себастьяну очень не нравится перспектива, где этот шизик постоянно не маячит где-то на периферии, незримо запуская свои загребущие руки во все, до чего только они дотянутся. Самая очевидная причина – это лишит его стабильной работы, которая от и до полностью была понятна и проста. Да, со многим приходилось заморачиваться, но настолько усложнять себе жизнь Моран был точно не согласен. Нет Мориарти – есть куча проблем. А полковник очень не любит незапланированные проблемы, которые как-то не в его компетенции.
- Потрудись нормально объяснить, раз уж бросаешься такими заявлениями, - Себастьян коротко махнул рукой, будто действительно призывая босса к вменяемым аргументам в пользу летального исхода, потому что для, например, стрелка это не будничная вещь от слова “совсем
Здоровый человеческий эгоизм - не более. Привычный к смертям настолько, насколько вообще можно привыкнуть к этому кошмару, Моран не понимал как можно так спокойно планировать собственную. Тем более - хотел он того или нет - этот малогабаритный, но умный мужчина давно стал частью его жизни и, вурдалака ему в рот, снайпер не мог смириться с тем, как тут грубо топтались по его рутине, обещая осушить полковничьи болота и возвести удобную барскую усадьбу. Выкусите, не дастся.

Погрузившись в унылое созерцание, мужчина просто смотрел, как Джеймс потрошит его шкаф. Беспощадно и с сопутствующей критикой. Впрочем, это мало занимало Себастьяна – давно стало известно, что во многом его вкусы и Джима диаметрально противоположны. Найти что-то общее, хотя бы точку соприкосновения порой было настолько сложно, что казалось только мифом, небылицей, безделицей. Тем не менее, сосуществование продолжалось, даже будучи зажатым в стальные тиски расходящихся вкусов и мнений.

- С терпением до последнего времени у меня все было в порядке.
Судя по всему Мориарти не собирался делать из своей смерти драму, поэтому полковнику стало, пожалуй, даже как-то неловко за излишнюю заинтересованность в обратном. Он попытался взглянуть на ситуацию настолько бесстрастно, насколько это было в его силах. Помесь недоверия, ощущения двойного дна и абсолютной безнадежности остались кружить где-то на задворках сознания, соседствуя с усталостью и головной болью.
Благодарности излишни. Себастьян начинает спешно одеваться, краем уха слушая босса. В чем-то Моран с ним согласен и, возможно, будь он в чуть более добром расположении духа, вполне мог бы добавить пару слов от себя. Костяк остается прежним – к размышлениям Джима не придраться, но не больно-то и хотелось.
Себастьян застегивает пуговицы на рубашке, ловко погружая одну за другой в узкие, тугие петли.
- Ладно, допустим, ты умрешь, - после короткой паузы произносит стрелок, но встречается взглядом с Джимом и поправляется: - Ты умрешь. А вместе с тем распадется на куски вся система. И ты хочешь сказать, что уходя красиво, дашь мне возможность – с твоих слов – удержать здесь все, поддерживая иллюзию твоего главенства? Люди не подчиняются мертвецам, Джеймс, - Моран только покачал головой на это. – Единицы.
Он встает, застегивает брюки – разумеется, никакой не Брунелло Кучинелли, но лекало отличное, поэтому костюмчик сидит – и, в принципе, визуально полковник готов. Морально – нет. Физически – тем более. Но какое до этого дело Мориарти? Ответ очевиден и он накладывает табу на любые последующие замечания или возмущения, поэтому Себастьян переходит на режим экономии энергии. Уязвимость в размере внешнего долга Либерии, но только на эмоциональном уровне. Нервы скрипят, как несмазанные петли.
- Я не могу обещать ничего сверх своих возможностей. В отличие от некоторых, я не бог.
«Точнее без комплекса бога»
Честность, во-первых, с самим собой – залог благоденствия. По крайней мере, по отношению к Джиму киллер себе не врет. Понять все, что происходит у того в голове соизмеримо с попыткой уместить ураган Камилла в пятилитровую банку. Себастьян страдал от многих пороков, но наивности в его послужном списке не значилось никогда. Например, он вполне был в состоянии признать – да, дурак - куда простому бывшему вояке понять все тонкости устройства мира, которым играючи жонглирует Джеймс. Увольте, даже не претендует.
- Куда мы? – делает попытку наконец закрыть эту странную тему Моран, потому что сейчас не готов к тому, чтобы на него обрушился бесконечный поток информации. На данный момент он просто не в состоянии воспринять все то важное, что Джеймс силится запихать в его черепную коробку. Особенно с тем, как Мориарти любит грузить сверх меры.
А еще иногда Себастьяну кажется, что босс с энтузиазмом юного натуралиста каждый раз намеренно пытается выжать из стрелка гораздо больше, чем он может дать. Заставить прыгнуть выше своей головы. Он может повысить планку, когда ты не просто разгоняешься или делаешь первый шаг - уже оторвался от земли и ничего не можешь изменить в траектории полета. Это ошеломляет, это ставит в тупик, но заставляет каждый раз пересиливать себя, выкладываясь не на сто, не на двести – на все триста процентов. И Моран не знает, право, благодарить его за это или продолжать без зазрения совести клясть на чем свет стоит.

Знал ли Мориарти или ему так феерически везло на угадывании – продуктов не было от слова совсем. Хотя, это смотря что понимать под едой. Чтобы распахнуть бездонную устрашающую пасть холодильника и обнаружить, что не такая она на деле и бездонная, а еще к тому же и пустая. Перекусить в доме Морана было нечем. Да, что-то можно было откопать, вроде фарша в морозильной камере, но готового – ни-че-го. Играть в хозяюшку и сообразить себе нормальной еды Себастьяну не хотелось. Никакой голод, никакие муки преисподней не заставили бы полковника продемонстрировать боссу, что он оказывается и чтец, и жнец, и на дуде игрец в плане выживания на кухне. А как иначе не зачахнуть нормальному здоровому холостяку, кроме как научиться орудовать ножом так же ловко со свининой, как он делает это на работе…
- Твоей энергии сполна хватает на двоих.
Зато, кажется, Джим демонстрации не чурался, по хозяйски отыскав и заварив кофе. Все это время полковник только молча следил за боссом, благоразумно решив не лезть тому под руку. И, вот, пожалуйста – пугающая дымящаяся чашка, наполненная содержимым неизвестного происхождения. С сомнительной репутацией Мориарти стоило бы предварительно проверить ее на всевозможные и невозможные яды, а потом трижды перекрестить, но нет – Бастиану было не до подобных глупостей.
Обжигающая пародия на кофе разлилась по организму, хотя бы температурой доказывая тот факт, что жизнь продолжается, а тот же душ стоит принимать за благословение небес – могло и этой малости не перепасть.
- Мое мнение не учитывается, - риторический вопрос теряется где-то в мгновениях между коричневым пойлом, каким-то завуалированными угрозами босса и особенно безысходным смирением.
Что-то подсказывало Морану, что переубедить его не стоит и пытаться, поэтому оставалось только слушать и гнуть свою линию. Тем более чем дальше, тем больше появлялось поводов для недовольства.
Как бы неприятно не били эти слова по самолюбию снайпера, Мориарти в целом был прав. Найти нормальную работу в сложившихся обстоятельствах было не просто сложно – нереально. Тем более Морану, за которым закрепится смерть Джима – предыдущего работодателя – шансы равны нулю. И все равно не стоило ему этого говорить. Есть вещи, которые носятся в воздухе, они очевидны, но произносить их смерти подобно – есть риск разрушить те хрупкие сваи, на которых частично держится вся мощная конструкция. Джеймс пока только толкает балки, заставляя шаткое равновесие внутри полковника покачнуться. Сама мысль о том, что он бесполезен неприемлема. Это бесит Себастьяна сильнее, чем если бы Мориарти действительно перешел на личности. Снайпер отлично справляется со своей работой, вполне оправдывая цену и держа марку - легче сейчас было найти тааффеит, чем нормального телохранителя.
- Сносно? - он расценивает это чуть ли не как обвинение в некомпетентности. – То есть можно сказать, что ты набираешь себе в штат заурядных и «сносных» людей, которые постфактум ничем не отличаются от толпы таких же бывших вояк, которые только и могут, что неплохо владеть несколькими видами оружия?
Моран откидывается на спинку, пристально глядя на собеседника, и по нему не сложно угадать, что мужчина ужасно недоволен, хотя старательно пытается это скрыть. Возможно, будь он в полном порядке – пропустил бы мимо ушей, не придав особого значения, но сейчас каждая мелочь приобретала какое-то особо весомое значение.

Сделав добрый глоток, мужчина резко отставил стакан, сверля собеседника нечитаемым взглядом. Лишь только на самом дне, в этих дрянных и обманчиво чистых глазах Морана, плескался праведный гнев, но что он мог? Молчал, постукивая пальцами по поверхности стола, и пристально следил за Джимом. Себастьян искренне не понимал что стоит между ними, что мешает ему просто согласиться, присовокупив свое краткое веское "да", подписываясь под заманчивым предложением. Возможно, дурное предчувствие. Или, быть может, патологическая любовь недоговаривать Мориарти, чьи маски были гораздо совершеннее, чем у любого известного полковнику человека. Чем сильнее существо, чем больше власти в его руках, тем прочнее дель арте впивается в его остов - формула, отточенная временем и ни одним поколением хитрецов. На опыте Морана было много разнообразных виртуозов своего дела, начиная с мошенников, картежников, мелких воришек и заканчивая акулами покрупнее, вроде Хэлифакс, Раффлса или, вот, Мориарти. Но кто, как не последний, умел лучше преподнести неприятности, завернутые в бесконечное множество блестящей упаковочной бумаги, издававшей характерный заманчивый хруст, яркой тесьмы и пошловатого мерцания блесток. Одним словом, доверия к Джеймсу в данный момент у снайпера не было даже самой несчастной крупицы, из которой можно было бы в дальнейшем взрастить какое-то подобие согласия или компромисса.
- Ты еще пару кондитерских переведи под мою юрисдикцию, - бравый полковник не то отшучивается, не то огрызается, почти проливая кофе на светлые брюки.
Атмосфера наливалась свинцом постепенно, по капле приближаясь к заветной кромке. Мориарти смотрел на него сверху вниз, как это было всегда. Поднимись сейчас Бастиан на ноги, увеличив разрыв на добрые десять сантиметров – смысла в этом не было никакого. Неужели возможно вообразить, будто рост действительно помеха, когда фактически физическая сила просто пустой звук по сравнению с силой разума. Моран не любит ощущать себя идиотом, но как-то так на данный момент складываются обстоятельства. На щеке у матерого хищника, опаленного временем и страстями, вздулись желваки.
- Прекрати эти нелепые издевки, Джим. Они неуместны.
Слишком много и слишком стремительно. Моран прищуривается, ощущая, как в черепной коробке чей-то высокий голос берет ноту соль из-за суетливости Мориарти. Он почти мелькает, гримасничая, перемещаясь по тесной и затхлой кухне с одним единственным глазом подслеповатого худого окна.

Джим Мориарти был ужасной компанией для задушевных бесед. Любезности, любезности - просто собрание матрон в воскресное утро за чашечкой чая. Все мило улыбаются и ведут себя максимально прилично, мысленно с размаху опуская заварничек на череп собеседницы, потому что чепец ее, видите ли, лучше. Впору прослезиться.

Провокация не может остаться незамеченной и Моран улыбается, превозмогая боль, резко простреливающую висок, поэтому гримаса выходит какая-то до безобразия кривая:
- Замечательно. Азартные игры, распутные приключения и крепкие напитки не несут и четверти той нервотрепки, которая перепадает мне от тебя.
Кружку практически вырывают из рук - сдалась она Джиму - Себастьян не успел выпить и половины. Непостоянство, сравнимое разве что с типично женской изменчивостью. Стоило радоваться, что красноречия собеседника хватило только на "напряженный". Моран утыкается лицом в ладонь, сочиняя собственную мантру от головной боли, почему-то содержащую небезызвестным лицам пожелания гореть в Аду на отдельном круге для особо суетливых и острых на язык в обществе мусье Астарота.

- Один. Один черный костюм, - не раскрывая глаз цедит снайпер. - Мы тебя в нем будем хоронить, так что можешь, в принципе, обвешаться "аксессуарами в тон" с ног до головы, как будто собираешься перещеголять захоронение в Шиликтинской долине. Вполне в твоем духе.
Стоило понадеяться, что Джеймс не воспримет предложение буквально, вознамерившись стащить по такому случаю королевские регалии из Тауэра. В противном случае понадобится фляжка виски, а то и две, чтобы оправиться от очередной шутки, которую отколет этот бес.

- Все, с меня хватит. Я не участвую в этом, - Себастьян наконец поднялся, чуть пошатываясь. Варианта было два: проглотить какую-нибудь гадость и продолжать испытывать собственное терпение трепом алебастрового божка; отправиться спать, избавляя себя от нескончаемого сарказма, шпилек, излишней информации и тысячи прочих очаровательных функций Мориарти.
Не будь дурак, Моран избрал второе. А впрочем, логично бы было вписать его имя к умалишенным и безнадежным по этой же причине. Трудно вспомнить, когда он в последний раз противился столь же категорично. Ах, правда, было ли такое? Ни разу, но Себастьяну было до такой степени насрать на закидончики босса, что хоть гори оно все синим пламенем...

Если кухня прежде виделась небольшой, то теперь здесь окончательно стало невыносимо тесно. Казалось, будто Джим с его неуемными амбициями и спесью  в одно мгновение умудрился захватить все пространство разом.
-  Я не нуждаюсь в твоих разрешениях, - тоже повышающий голос на пару тонов, Себастьян доведен до кондиции неистового бешенства, когда даже рассудок дает сбой и выводит крупным подрагивающим шрифтом: «ошибка четыреста четыре нот фаунд» - пишите завещания, звоните тетушкам и подбирайте похоронное агентство.
Его раздражает вся картина в целом: тычки, повышенный тон, вид, будто говорящий, что у Морана остался только один вариант – пасть ниц и облобызать чужие туфли – или расположение августейшего начальства ему больше не светит, ведь Джим частенько так забывается, гордо присвоив себе звание главной стервы планеты.

Наверное, так просто выходит, потому что данную сцену Себастьян проматывал в голове не раз и не два со времени их первой встречи. Ох уж эти иллюзии защищенности и спокойствия! Они делают многих людей такими уязвимыми, такими слабыми, беспомощными. Гуттаперчевый мальчик Джимми оказывается мгновенно прижат к стене. Снайпер не утруждает себя поблажками или попытками предусмотрительно ослабить хватку – сжимает пальцы на чужом горле от всей своей широкой ирландской души.
- Плевать я хотел на твои представления и спектакли. Пока мне сполна хватает и того вороха ниток, что ты уже на меня нацепил и теперь дергаешь в любое время дня и ночи, как безвкусную, но забавную марионетку. Моран и девочка на побегушках, и мальчик для биться - ахренительно удобно. Жадность, неуемная чертова жадность тебя погубит, самовлюбленная сучка. Пора бы наконец поумерить аппетиты.
Что же? Finita la commedia, господа? На том и закончатся увлекательные приключения консультанта - благо не мебельного салона - Джеймса Мориарти? Но шутки шутками, а погибнуть от руки своего же телохранителя – какой позор и стыд, и срам. Доведет ли Себастьян дело до конца пока было не понятно даже ему самому. Постфактум удерживать на весу босса так, чтобы он мог только касаться носками пола, было весело, замечательно, просто отлично! Как получать восьмилетним мальчишкой вожделенную игрушку на Рождество. А теперь, в возрасте под сорок, Моран сам себе Санта Клаус. Устроил потеху с удушением, упиваясь – наконец-то! – главенствующим положением в этом дурдоме. Он сжимает пальцы еще сильнее и видит, как стремительно темнеют глаза напротив.
- Так кто же кого не понял, Джим?