Гостиная дома в Белгравии утопала в цветах. За пышными букетами в вазах и корзинах, занимавшими все горизонтальные поверхности почти не различимы шпалеры – белое с золотом, и немногочисленная мебель. Минимализм и роскошь: звенящая дороговизна и шик – отражение безупречного вкуса хозяйки. Ирен нашла талантливого дизайнера, интересно, во сколько ему, или ей, обошлась честь обустроить лондонский особняк доминантки.
В кресле, отгородившись от буйства красок газетой, сидел мужчина, и, казалось, был полностью поглощен чтением.
Джефф никогда не переставал интересоваться судьбой бывшей супруги – таких как она лучше не выпускать из поля зрения – и, все же, не ожидал столь скорой встречи. Полтора года назад они подписали документы о разводе, и вот их пути пересекаются вновь. Невозможно жить в одном городе и игнорировать все то, что когда-то их связывало. Потому-то мистер Нортон и решил нанести визит вежливости.
Он опустошил три ближайшие цветочные магазина, так что теперь просторная комната казалась такой же тесной, как крошечная гримерная в «Ла Скала» два года назад. Впрочем, едва ли Ирен помнит, какие букеты тогда наполняли воздух головокружительным ароматом.
По тихой улице фешенебельного района проехал автомобиль и остановился у крыльца. Хлопнула дверца, затем входная дверь. В холле послышался стук каблуков – звук, пробуждающий самые приятные воспоминания. Он приближался, пока на пороге не появилась изящная фигурка в платье, чья цена еще более неприлична, чем профессия женщины, на которой оно надето.
– Как долетела, дорогая? – Поинтересовался мужчина, откладывая газету, и встал на встречу вошедшей.

– Туманы? Они отступили перед твоим великолепием. – Она права, сегодня такой же солнечный день, из каких состояли их общие миланские воспоминания.
Яркие, словно двое влюбленных расстались только вчера.

Был миг, когда ему хотелось в это поверить. Ирен ничуть не изменилась: полтора года не оставили отпечатка, ни на лице, ни на фигуре. И все же, перед ним стояла совершенно другая женщина – что-то неуловимое в глазах, в жестах, в оттенках голоса. Она стала старше, стала собой.

Сколько искренности в ее дразнящей ласке? Неужели он разучился читать в ее душе, словно в раскрытой книге, угадывать потаенные желания с одного взгляда?
– Я скучал по тебе. – Руки помнили каждый изгиб ее совершенного тела. Кажется, каблуки ее туфель стали еще на дюйм выше…
Джефф отступил на шаг, принимая приглашение оценить произведение коварного гения. Даже лучше, чем он себе представлял – она превзошла его самые смелые ожидания.
– Великолепно.

И вновь сократил расстояние – не он сегодня начал эту игру, но эта игра всегда была ему по душе.
– Новые духи, – отметил одобрительно. Аромат соответствовал выбранному образу и удивительно подходил Ирен. – Ты позволишь?
Наклонился и нежно коснулся губ поцелуем – не настойчивым, но нежным.

– Мы изменились, – согласился Джефф, проводя кончиками пальцев по щеке женщины, когда-то принадлежавшей ему безраздельно.
Он добровольно отказался от нее, намеренно причинил боль для того, чтобы нынешняя встреча стала возможной.

Полтора года назад в Милане мисс Адлер была не только его женой, она была его ученицей, его прекрасным творением. Не переоценивал свои заслуги – изначально работал с совершенным материалом. И все же отношение: чуть более покровительственное, чуть более собственническое, чем должно было бы быть, мешало их союзу.

Вот какие изменения заметила Ирен. Восемнадцать месяцев жизненного опыта играли роль, но далеко не основную. Главное, что не осталось прежним – его, Джеффа, отношение к бывшей супруге.
Девочка, блиставшая на сцене «Ла Скала», и лишь пробовавшая свои силы в интригах чуть более серьезных, чем театральные, превратилась в женщину, которую сейчас видел перед собой.

Которую не спешил выпускать из объятий – не стал бы удерживать силой – наслаждался каждым моментом близости, каждым взглядом, жестом.
Они дополняли друг друга, словно две половинки единого целого, и разлука не смогла этого изменить. Сейчас Нортону больше всего хотелось подхватить Ирен на руки и оценить дизайнерское решение других комнат дома, в частности, спальни.
Еще больше ему хотелось услышать приглашение.

– Ты много просишь, – по интонациям было понятно, что не собирался отказывать.

– Всего лишь приглашение? – Улыбнулся Джефф.
Она все понимала. Конечно, она всегда была умницей.
И все-таки сделала выбор, который сделала. Выбор, перечеркнувший возможность вернуться к тому, что доставляло им когда-то такое удовольствие.

За последние сто лет моральный облик человечества изменился. Две мировые войны, безверие, падение нравов. Таких как Ирен больше не называли дамами полусвета, куртизанками, гейшами, их допускали в общество, ими восторгались, им завидовали, их ненавидели, их считали за равных – ведь, в конце-концов, дело в количестве нулей после единицы на счетах в банках. Но равенство резко заканчивалось, стоило подойти к основам английского показательно-традиционного общества.

Нортон намерен был не только подойти, но и забраться достаточно высоко.
Прокуратура была лишь временной мерой – своего рода платой за индульгенцию.
За желаемое приходится платить сполна.

Их с Ирен история была частью этой платы. Он не смог бы взять ее с собой, даже если бы она согласилась. А опускать собственную бывшую жену до уровня девочки по вызову, тайной любовницы, не согласился бы сам Джефф.
Они будут жить в одном городе, но кто знает, когда увидятся в следующий раз. Вероятно, пройдет куда больше восемнадцати месяцев.
Приглашение, о котором она просит, станет его прощальным подарком.

– Ты ведь еще поешь? Не хочешь стать главным украшением ежегодного благотворительного приема? Будут лучшие из лучших: самые богатые и влиятельные, и никто из них не сможет остаться равнодушным, когда увидит тебя. У организаторов, я слышал, сорвались переговоры, и теперь они ищут альтернативу. Я замолвлю слово. Это будет твое последнее выступление – прощание со сценой, эксклюзивно для лондонской публики. Что скажешь?