- Чувствуй себя гордым фламинго, - вслух убеждала собственное, одетое в катастрофически непривычные туфли и костюм, отражение Гилл. Зеркало и картинка в нем, естественно, молчали и лишь беспристрастно демонстрировали, что весь камуфляж вопреки неуютности выглядел приличным.
- А теперь вперед, гордое фламинго, - повторила как мантру Гилл и, подхватив с кресла сумочку, направилась от зеркала к двери. Цокая на каблуками по полу, она, действительно, чувствовала себя птицей. То ли страусом, то ли пингвином.
Идея побыть пару дней Три потеряла сто очков от своей привлекательности.
"Ладно, не киснуть, улыбаемся и вперед," - уже мысленно скомандовала себе Гилл и, выйдя из дома, села в такси.
Водитель оказался сама любезность, лихо объезжая лондонские пробки, он еще успевал развлекать Гилл разговорами о Ближнем Востоке. Это было забавно. Наблюдать, как собранные лично или коллегами кадры и новости, резанируют в чужом мозгу, - это всегда так любопытно. Шоу было не долгим.
- Приехали, мисс.
Расплатившись и любезно попрощавшись с водителем, Гилл решительно, как гордое фламинго временно втиснутое в тушку страуса, зашагала к служебному входу в здание парламента.
- Доброе утро! - поприветствовала дежурного девушка, не глядя вытянув из сумки что-то по форме напоминающее пропуск.
- Мисс Патриция Джонс, - бегло взглянув на пропуск и на лицо собеседницы, удивленно приподнял брось дежурный.
Пятнадцати секунд хватило Гилл на то, чтобы осознать свою ошибку - и всей россыпи, обитавших в ее сумке бумаг (бланк про болезнь Три, дежурные бла-бла-бла агентства про замену, временный пропуск и договор), она умудрилась вытянуть самую неподходящую к случаю вещь - экспроприированный про запас пропуск Три. Нелепо получилось.
- Сменила преческу, - попробовала отшутиться Гилл и, поразительно, но факт, ей поверили.
"Как все, оказывается, просто, а если бы я была Фоксом в юбке, они бы меня тоже пустили," - немного удивилась удивительной легкости бытия Гилл, хотя, если честно, в глубине души ей было слегка обидно: вот где, спрашивается, справедливость, всю сознательную жизнь Гилл убеждала всех и каждого, что она не Три, но верили не все, и тут раз в кое-то веке она в шутку попыталась доказать обратное и сразу удачно. И вот как это назвать?
Размышляя подобным образом, девушка без приключений и сломанных каблуков добралась до нового рабочего места, где, к великому счастью, начальства не обнаружила. Возможно, это был шанс на еще одно утреннее кофе.
Но не успела еще вскипеть вода, как начальство все таки явилось - все такое в разговоре пронеслось мимо. Однако, буквально через пару минут опомнилось и все таки вызвало на ковер. Прихватив с собой ворох документов, которые так и не понадобились на входе в здание, Гилл вошла в начальственный кабинет.
- Доброе утро, мистер... Нортон, - бодро поздоровалась девушка.

- Мисс Джонс, - подсказала Гилл. - Согласитесь, удобное постоянство, - улыбнулась девушка, как будто совпадение имени было особым сервисом агентства, спасающего занятых людей от необходимости запоминать временного секретаря.
- Что до Т... Патриции, - о, да! она смогла заставить себя это выговорить, - то не волнуйтесь. Фабрика биороботов раз в сорок лет проводит плановое техобслуживание своей продукции. Скоро вам вернут Патрицию лучше, чем была, точнее, чем швейцарские часы, - заверила нового начальника Гилл и, на всякий случай, положила на стол принесенные ей бумаги. А-то всякое бывает. Имидж и пушение хвоста перед избирателями - это все таки оно, а жизнь - совсем другое; так что любой лейборист за закрытыми дверями может быть жутким занудой и снобом. А потому лучше сразу давать две версии. Не понравится озвученная - пусть наслаждается канцелярским слогам, читая официальную версию в письме агентства.
Избавившись от бумаг в руках, Гилл походкой гордого фламинго снаружи (измученного страуса в душе) направилась к правому креслу, стоявшему в свете ламп, как в лучах рамп. На левого близнеца упомянутой мебели Гилл даже не взглянула, когда и так понятно, кто является объектом рассмотрения, прятаться в тени нет никакого смысла, это лишь затянет разговор из-за необходимости приглядываться и прищуриваться. Нет в этом мире более унылой вещи, чем затянутый разговор. И потому - яркий свет и только яркий свет.
Присев на краешек ручки кресла, точнее слегка прислонившись к ней, Гилл коротко кивнула: "Спасибо."

Пока начальство изучало бумаги и выслушивало бесценные советы Три, Гилл, в четверть мозга следя за ситуацией в кабинете, размышляла над несколькими вопросами.
Прежде всего Гилл честно пыталась вспомнить, что написано в дюйме инструкций от Три. Это было не так просто, хотя бы потому, что дюйм в данном случае означал вовсе не пару строк. Где Три и где краткость? В разных вселенных. Дюйм в отношении ценных указаний от Три означал, что если все напечатанные ей советы и важные мелочи распечатать и стопочкой сложить, то высота пачки бумаги как раз будет дюйм. И, разумеется, Гилл все это не прочла, а лишь пролистала, выхватывая глазами интересные моменты. Среди которых, естественно, ничего не было про сегодняшнюю встречу - оставалось лишь надеяться, что она не через пять минут, и время на сверку с планером у Гилл есть. Зато в числе достойных внимания строк инструкции было упоминание  о том, что мистер из парламента начинал как юрист, а значит, привычка сверять все источники информации у него не просто так. Оставалось лишь надеяться, что границы привычки лежат в пределах разумного.
Второй вещью, неплохо занимавшей мысли Гилл, в то время, пока Три сверлила напоминаниями начальственный мозг, был вопрос - много ли сестра успела про нее наболтать. Однозначно, прошлась по безответственности и хаотичности, очевидно, высказалась про кофе и что-нибудь про манеры и дисциплину, поведение то есть. Успела ли Три сказать что-то еще? Руки чесались достать мобильный и задать этот вопрос сестре, но приходилось лишь строить догадки и надеяться, что Три не успела выдать именно то, что Гилл желала подольше держать в тайне.
Мистер Нортон между тем закончил разговор и вновь занялся расспросами Гилл.
- Т означает Три, - не стала бегать от ответа или что-то сочинять Джонс. - Всегда считала, что это имя больше подходит сестре. Да, и выговаривать проще, - пояснила Гилл. - Вам ведь сказали уже, что мы сестры. А каких еще характеристика на меня вам успели дать? - решив не ходить вокруг да около, задала интересующий ее вопрос Джонс.
- Если что, то окна я последний раз в четырнадцать лет била. И повторять этот опыт пока не намерена, - подняв правую руку в жесте "клянусь говорить правду и ничего кроме", но при этом даже не пытаясь стереть с лица усмешку, попробовала высказаться в оправдание своего поведения Гилл. - И да, от моего кофе еще никто не умирал и всего лишь некоторым было плохо от перца в нем. Но я уже видела в коридоре кофейный аппарат, так что способ не отправить найду, но правда вкус... Или вы не гурман?

Тяжелый взгляд не произвел на Гилл никакого эффекта, девушка улыбнулась в ответ и махнула рукой в стиле "да, ладно вам, разберемся как-нибудь". Чего-чего, а воздействие отсутствия альтернатив на вкус Джонс за время рабочих поездок успела изучить прекрасно. Сценарий всегда был всегда один: в первый же день дебютант "горячеточетного" репортажного жанра демонстрировал изысканность своего вкуса, после чего, за пару дней осознав, что ближайший ресторан претендующий хотя бы на четверть мишленовской звезды находится неприлично далеко, либо готов был называть кофе даже размятые в кипятке таблетки кофеина, лишь бы эта жидкость бодрила, либо срочно переходил на чай. В нынешней ситуации декорации, конечно, были другие, мистер Нортон никак не тянул на корреспондента-новичка, а за окном был всего лишь Лондон, но суть от этого менялась не сильно: менять стиль приготовления кофе Гилл не собиралась, а значит, не важно, понравится ли этот вариант мистеру Нортону - в отсутствии вариантов, он может либо пить, что дают, либо обходится без кофе в офисе. Такова реальность, озвучивать которую Гилл пока не спешила. Новый начальник же предпочитает делать выводы сам, вот пусть и делает, зачем мешать ему констатацией фактов.

- Без проблем, договорились, в случае разбитого окна я сама общаюсь со стекольщиками, ни на минуту не отвлекая вас от дел, - пообещала Гилл, надеясь, тем самым закрыть поднятую Три тему поведения. Только после этого Джонс, наконец, решила перейти к наиболее сложному вопросу.
Хотя, с другой стороны, рано или поздно ей все равно пришлось бы на него отвечать, а, значит, чего оттягивать "удовольствие".
- Я была секретарем, - возразила Гилл, не хотела она так просто соглашаться с заявлением "ты ведь не", просто потому, что не любила фразы с "не".
- В колледже, секретарем закрытого клуба полуночников, - пояснила Джонс. - А сейчас я фотограф в свободном режиме, - и ведь не соврала же. - Так что, получается, мое основное занятие, как демон. Ему безразлично время, он требует, чтоб ему отдали душу. Как итог у меня есть возможность спасти всех сотрудниц агентства от необходимости глотать напоминания Три пять раз в день как лекарства. А раз есть возможность сделать что-то положительное, то есть ли смысл отказываться?

- А вам портфолио? - тут же среагировала Гилл на попытку нынешнего начальства переспросить, фотограф ли она. Неужели политики просто так на слово не верят? Джонс собиралась было дополнить своей вопрос небольшой возмущенной лекцией, но не успела. Мистер лейборист озвучил еще пару интересующих его моментов и, как оказалось, он не сомневался в способностях Гилл обращаться с техникой, он просто подозревал, что Джонс не только фотограф. Верно, надо сказать, подозревал. Вот только с порога выкладывать свою биографию Гилл не собиралась, не для того она подписалась на эту замену Три, чтобы в первой же день раскрыть себя и лишится шансов на хороший материал. Но врать тоже не хотелось, Гилл, в принципе, не любила врать. Приходилось выкручиваться.
- Я ж фотограф, а не диктор и не специальный корреспондент, а потому у меня нет привязанности к конкретным СМИ, кто платит, на того и работаю, - ответила Гилл. И, в принципе, это было вполне честно. Ее кадры, действительно, публиковались в разных изданиях, как если бы она была свободным художником. С тем лишь маленьким отличием, что в между ней и СМИ был мощный посредник в виде информационного агентства.
- Что касается последнего репортажа, то он был про выращивание какао. Бобы, плантации, листики зеленые, красота, - вдохновенно поведала Гилл, будто бы она даже сейчас была готова сорваться с места и вновь бежать фотографировать те листики.
"Экономика, завязанная на какао, дележ плантаций, кризис, военные действия," - мысленно закончила перечислять детали последнего репортажа Джонс. Она ведь и, правда, последний раз была именно в Африки, и именно в стране известной своим какао, но, кто ж виноват, что кроме бобов в этом Кот-д'Ивуар еще и кризис политический и вообще война. Ну, кто-то, конечно виноват, но Гилл в этом не разбиралась. Она всего лишь делала репортаж, в том числе и про какао.