Доктор Коул - он до сих пор в мыслях называл себя “доктором”, и путем длительного убеждения вынудил персонал клиники называть его так же - шел по пустым коридорам, окрашенным в светлые спокойные цвета, и не чувствовал никакой разницы между вчерашним днем, когда его вели на обязательную беседу к неучу, притворявшемуся дипломированным психиатром, и сегодняшним, когда его путь лежал к свободе. Пожалуй, из всех его соседей он единственный никогда особо не страдал из-за того, что вынужден прервать свою миссию и задержаться в Бродмуре. Он знал, что все в мире происходит не просто так, а повинуясь великому плану - великому деланью мироздания, которое отделяет достойных от недостойных, и если ему полагается подождать - что же, он подождет.
А разница должна была бы быть. Ему так и не удалось убедить своего якобы врача показать ему его историю болезни - что там, интересно, придумали эти глупцы, чтобы запрятать его в Бродмур? За все эти годы им так и не удалось “вылечить” его, но они упорно продолжали этот балаган, не желая признавать, что он, доктор Питер Коул, видный специалист в детской психиатрии и магистр ложи, совершенно здоров. Его - нет, не побег - уход из больницы должен был бы стать победой здравого разума над зашоренными умами. Обставить это следовало бы соответствующе.
Вокруг никого не было, но доктор Коул был уверен, что даже попадись он кому-нибудь на глаза, его не посмеют тронуть. Поэтому он свернул в коридорчик, уходивший влево, и уверенно толкнул дверь с надписью “Только для персонала”.
Доктор Коул любил психиатрические лечебницы. Они все одинаково выглядели, одинаково пахли, одинаково следовали устаревшим методам. Это врачи могут быть сколько угодно современными - устанавливать с сумасшедшими хорошие отношения, создавать видимость уюта, отпускать домой на выходные - но, будь на то воля персонала, пациентов до сих пор держали бы спеленутыми в смирительные рубашки, превращали бы агрессивным медикаментозным лечением в кататоников, а то и вовсе прижигали бы каленым железом. Суеверия младших чинов всегда победят любой прогресс, потому что суеверия тоже были частью алхимических процессов, происходивших в мире.
Он знал, как работает эта система, и умел играть по правилам. Но обходные ходы, невидимые прогрессивным проверкам и активистам антипсихиатрического движения, он тоже знал отменно. У уборщиц всех лечебниц, где ему случалось бывать, была одна и та же слабость - для дезинфекции помещений вместо новомодных средств они использовали раствор без цвета и запаха, благодаря чему его нельзя было унюхать так же легко, как хлорку  - старую добрую сулему. Хлорид ртути - это, конечно, не ртуть, но лучше, чем ничего, особенно учитывая, что ртутный термометр в больнице теперь днем с огнем не сыщешь.
Банка с сулемой была почти полной. Этикетка пожелтела - сколько, интересно, ей лет? - но в качествах препарата доктор Коул был уверен. Теперь можно было браться за дело - это не заняло бы много времени.
Дверь в общую комнату отдыха небуйных пациентов тоже была не заперта, и персонала в ней тоже не было. Лечебный процесс тут, должно быть, шел полным ходом - никто из пациентов не пытался уйти. Они собирали головоломку, играли в монополию картинками, вырезанными из комиксов, кто-то монотонно нажимал одну и ту же клавишу на детском синтезаторе. Печальное зрелище.
- Добрый день, - сказал доктор Коул тем искренним, глубоким голосом, который всегда вызывал симпатии и доверие у его маленьких подопечных.
Он дождался ответного нестройного “Добрый день”. и только потом продолжил.
- Я - ваш новый врач и я пришел сообщить, что мы все скоро расстаемся - потому что я могу вас вылечить прямо сейчас. Да-да, все сработает. Нет, я не такой врач, как другие - я смотрю в самую суть проблемы. А проблема, мои дорогие друзья, в том, что вы безумны. Но мы с этим справимся. Болезнь засела в вас, впиталась в тело и не хочет оставлять его. Но что мы говорим болезни в таких случаях? Нет, не “не сегодня”. Мы говорим: “Пришло время амальгамации. Нет, совсем не больно. Вот это, - доктор Коул вытащил из-за спины банку с сулемой, - это замечательное средство впитает вашу болезнь, и безумие покинет ваше тело вместе с ней - совсем скоро”.
Более активные из больных заинтересованно смотрели на сулему, один встал и направился к доктору, жадно протягивая к банке исколотые иглами руки.
Где-то далеко хлопнула дверь. Доктор Коул посмотрел на часы над дверью - он потратил на все про все не больше четверти часа, однако следовало все же поторопиться.
- Возьмите, - бережно, чтобы не коснуться тела, от которого несло безумием, отдал банку доктор Коул. - Колите... Нет, лучше все же пейте. Помогите себе и другим - вы все покинете Бродмур сегодня. Прощайте.
Доктор Коул вышел, но задержался, чтобы посмотреть в окошко на двери, принимают ли пациенты его лекарство. Те принимали. Всего несколько человек не спешили присоединяться к сеансу спонтанного самоизлечения.
Доктор Коул поспешил в сторону центрального выхода.
Он соврал им только в одном.
- Кому нужна амальгамация - под властью этого знака зодиака, - тихо фыркнул он, пересекая холл.
Пришел час дистилляции, пора очищения. В этом месте, как и всюду в мире, было слишком много ненужных людей.
Этим и стоило заняться в первую очередь.

Когда Дэниэл понял, что время пришло, рука его не дрогнула, он не торопясь вывел на стене завершающее «amen» и поставил точку. Это место, как и его душа, было теперь очищено. Он встал на колени, преклонил голову и, сложив ладони, помолился, поблагодарив Господа за окончание его духовного испытания. Затем он поцеловал нательный крестик – единственное, что ему позволили оставить, поднялся на ноги и шагнул за дверь.
У Мортона было достаточно времени, чтобы по-новому осознать свою миссию и себя самого. Он оказался здесь не просто так, это было испытание на прочность, на веру и на искушение. Не раз пути спасения возникали в его сознании, но он не поддавался, он должен был пройти этот путь до конца, освободившись, когда ему будет позволено. Как Иисус Христос, проведший в пустыне сорок дней и сорок ночей, он не позволил искушениям соблазнить его.
Всё это место было пропитано Дьяволом. Мортон слышал его дыхание, слышал шёпот по ночам, он вставал с койки и молился. Библию оставить не позволили – нелепая попытка притупить его веру – и он восстановил её по памяти. Никто бы никогда не заставил его проклясть Бога. Даже это тёмное создание, натянувшее на себя человеческую личину и возомнившее, что может вынуть из него душу. Дэниэл наблюдал посещавший его комнату медицинский персонал с мертвенным спокойствием, изучал каждое движение, каждую интонацию голоса. Впредь он должен быть более внимателен и выдержан.
Доктор, пожалуй, был очень осторожен и тщательно взвешивал каждое слово, но и в тоже время он был слишком самоуверен. Будто в кармане у него уже лежал подписанный кровью контракт. Он, кажется, плохо представлял себе, с кем именно имеет дело. Всё это походило на жалкие потуги соблазнить мессию хлебом и золотом. Мортон терпеливо ждал того дня, когда он сможет прижечь эту гниющую рану на плоти мира. Теперь у него было время обдумать все допущенные ошибки. В уме он всё заново рассчитал и распланировал.
Сейчас он и не думал задерживаться в этом пропитанном адом месте. Всё, что ему было нужно, он унёс в своей голове. Он спокойной и ровной походкой прошествовал по коридорам и лестницам, будто делал это уже тысячи раз, легко толкнул захватанную руками дверь и вышел из здания. Он замер только на мгновение, подставив лицо живому дневному свету и накатившим волнам приятного тёплого ветра. Это был хороший знак, Бог принял его, очищенного и обновлённого. Дэниэл улыбнулся, а потом быстро скользнул в переплетение улиц, растворяясь незаметной тенью. У него было ещё очень много дел. Сначала он хотел смыть с себя запах этого затхлого места. А потом нужно подготовиться к встрече с Дьяволом. Только теперь на территории Мортона.

13:00 (обед) - Глаза змеи.
14:27 – Шесть и Один. Семь или пять? Пять. Пять пальцев на руке, сжать и получишь один кулак. Смертных грехов уже много больше семи – среди них слепота и безучастие.
16:00 – Шесть и Шесть. Высший балл, лучший результат. В сумме двенадцать. Двенадцать знаков зодиака, двенадцать апостолов. Двенадцать месяцев и две кости – дважды. Почти то время, что он провел здесь. Двери открыты. Нет, не сходится. Снова шесть и шесть. Значит игра началась.
Но черта с два он будет играть по их правилам.

Он шел по коридору больницы. Раньше здесь пахло болезнью, теперь – смертью. Все верно, любая болезнь ведет к смерти, даже хроническая, даже под присмотром лучших из врачей – жизнь тому лучший пример. «Вредно для здоровья» следовало писать не на пачках сигарет, а над входом в родильные дома.
Но люди – только марионетки, а дерево не умеет мыслить. Поэтому оно слепо, безучастно и, в конце концов, всегда оказывается мертвым.
Сегодня мертвых было много – Брайан увидел их, стоило подойти к общей комнате отдыха: скорчившиеся тела, как использованные презервативы, валялись где попало, липли к полу и стенам. Глаза змеи не врут – цифры никогда не врут. Росс верил им, поэтому сейчас шел по коридору, а те, кто не видели цифр, съели свою порцию на обед, и лежали вдоль стен.
Игра всегда начинается до того, как судья ударит в гонг. Они никогда не обременяли себя тем, чтобы следовать правилам – тем, кто их пишет, оно ни к чему.
Ничего, он это скоро исправит.
Том. Его звали Том и он тоже не ел за обедом, все время смотрел в его сторону. Брайан отобрал у него нож, явно найденный где-то на кухне, потому что им давали только безопасные приборы, и вернул его безумцу - первый раз в печень, второй - в шею. Одной куклой меньше – осталось 7 миллиардов 21 миллион 836 тысяч 29. Этому магазину нечего было жаловаться на недостаток товара.
Но это была не его головная боль.
В подсобке он нашел одежду кого-то из персонала, вымыл лицо и руки, и сменил пропахшую больницей и кровью униформу на штатское. Ботинки немного жали, но это не было проблемой – пока. Взяв все необходимое, Росс вернулся к своей камере.

Ацетон, растворитель (скипидар), отбеливатель. То что нужно.
Том смотрится в моей камере. Он как раз помещается на койке – размер стандартный. Идеальный образец.

Брайан шел по больнице, оставляя за собой следы – длинные жгуты ткани щупальцами расползались по коридору, отравляя воздух резким запахом ацетона. Нежно-розовые занавески, простыни, нежно-голубые занавески, и снова простыни. Они могли бы проследить весь его путь, но Брайан посмотрел бы на того, кто окажется в палате в тот самый момент, как смешанный со скипидарам отбеливатель скажет доброе утро ацетону и жарко поздоровается с окружающим его миром.
Это случилось, когда он увидел впереди главный выход. Здание зарычало, как раненый зверь, и из его гортани потек жар нарастающего пожара. Брайан прибавил шаг.

Голубое небо, раскрывшееся над его головой, окрасилось целомудренным румянцем. Пахло гарью. Росс ухмыльнулся краешком губ. Став мертвецом, он получит алиби и свободу действий.
Пусть тогда они попробуют его найти.
Открыв блокнот, Брайан развернул его так, чтобы отсвет огня осветил страницы, и записал.

День Д, час Ч.
Объект устранен.

Воняло паленым мусором. За спиной Брайана его осталось немало.

Отредактировано Brian Ross (2013-07-28 03:44:48)